"Ненависть продолжалась как ни в
чем не бывало — только предмет стал другим".
Дж.Оруэлл, 1984
Мутирующая пропаганда хороша! Важно приучить народ к тому, чтобы он верил всему. Оруэлл это описал просто превосходно! Надеюсь, что старик Оруэлл не будет сильно против того, что отрывок из его книги приведу в конце статьи. :)
Человеку по своей природе важно иметь ПРИЧИНУ. Именно так. Если человек может внятно ответить на вопрос: "Зачем?", но дальше автоматически приплывают подтверждения его правоты.
Homo Sapiens мыслит категориями собственной выгоды, делает то, что хорошо ему лично, его семье и обществу, в котором он живет потому, что это хорошо ему.
Homo Putinus, претерпевший ускоренную останкинской иглой мутацию из Homo Soveticus, наоборот склонен к самоуничтожению, ухудшению собственных условий жизни во имя мифических идей, которые могут родиться только в двух случаях: душевное расстройство и наркотическое опьянение.
Широта русской души не знает границ… Ага! Я бы эту широту назвал безграничной! Именно - безграничной и ничем неограниченной жертвенной верностью тому, кто набрался наглости и назначил сам себя наместником бога на земле.
Если вы до сих пор не читали Оруэлла, то очень даже рекомендую! От души! Многое станет понятнее!
Сейчас вопрос даже не в том, что путинская клика раз за разом пытается выглядеть круто и оторвавшись от реальности в открытую изгаляется над мировым сообществом. Если бы не арсенал ядерного оружия, то … Если посмотреть не предвзято, то по сути-то ничего кроме этого самого ядерного оружия современная Россия миру предложить не может....
Мир продолжает обхаживать эту самую обезьяну с гранатой, пытается дать ей банан! Ну так, чтобы сдуру не взорвала всех и себя тоже. А обезьяна…
Речь не о тех сектантах, что хотят уничтожить мир. Речь о простых гражданах.
Еще вчера они верили, что украинцы и россияне братья, а уже на следующее утро стали уверены, что там фашисты. Они уверены, что русские и украинцы - один и тот же народ, но готовы идти убивать.
Логика выключена напрочь. Сказали, что фашисты, значит - фашисты и уже можно убивать!
По боку идет все! То, во что верили вчера, заповеди Христовы - тоже в задницу!
Почитайте Оруэлла, дорогие россияне! Почитайте пока еще можно почитать, а то ведь бог его знает, что произойдет после того, как ваши ребята нажмут кнопку и просто выключат интернет, а Большой брат будет следить за каждым вашим устройством.
Мы вас видим такими же как у Оруэлла! Вы, конечно, не согласитесь! Как же!!!
А вы попробуйте поставить себя на наше место, а мы - это весь мир. Весь мир болеть не может!
Остановитесь и давайте жить дружно! А если нет… ну… вы же сами нарвались! Не обижайтесь!
Как и обещал. Отрывок из Дж.Оруэлла, 1984.
"На шестой день Недели ненависти, после шествий, речей, криков, пения, лозунгов, транспарантов, фильмов, восковых чучел, барабанной дроби, визга труб, маршевого топота, лязга танковых гусениц, рева эскадрилий и орудийной пальбы, при заключительных судорогах всеобщего оргазма, когда ненависть дошла до такого кипения, что попадись толпе те две тысячи евразийских военных преступников, которых предстояло публично повесить в последний день мероприятий, их непременно растерзали бы, — в этот самый день было объявлено, что Океания с Евразией не воюет. Война идет с Остазией. Евразия — союзник.
Ни о какой перемене, естественно, и речи не было. Просто стало известно — вдруг и всюду разом, — что враг — Остазия, а не Евразия. Когда это произошло, Уинстон как раз участвовал в демонстрации на одной из центральных площадей Лондона. Был уже вечер, мертвенный свет прожекторов падал на белые лица и алые знамена. На площади стояло несколько тысяч человек, среди них — примерно тысяча школьников, одной группой, в форме разведчиков. С затянутой кумачом трибуны выступал оратор из внутренней партии — тощий человечек с необычайно длинными руками и большой лысой головой, на которой развевались отдельные мягкие прядки волос. Корчась от ненависти, карлик одной рукой душил за шейку микрофон, а другая, громадная на костлявом запястье, угрожающе загребала воздух над головой. Металлический голос из репродукторов гремел о бесконечных зверствах, бойнях, выселениях целых народов, грабежах, насилиях, пытках военнопленных, бомбардировках мирного населения, пропагандистских вымыслах, наглых агрессиях, нарушенных договорах. Слушая его, через минуту не поверить, а через две не взбеситься было почти невозможно. То и дело ярость в толпе перекипала через край, и голос оратора тонул в зверском реве, вырывавшемся из тысячи глоток. Свирепее всех кричали школьники. Речь продолжалась уже минут двадцать, как вдруг на трибуну взбежал курьер и подсунул оратору бумажку. Тот развернул ее и прочел, не переставая говорить. Ничто не изменилось ни в голосе его, ни в повадке, ни в содержании речи, но имена вдруг стали иными. Без всяких слов по толпе прокатилась волна понимания. Воюем с Остазией! В следующий миг возникла гигантская суматоха. Все плакаты и транспаранты на площади были неправильные! На половине из них совсем не те лица! Вредительство! Работа голдстейновских агентов! Была бурная интерлюдия: со стен сдирали плакаты, рвали в клочья и топтали транспаранты. Разведчики показывали чудеса ловкости, карабкаясь по крышам и срезая лозунги, трепетавшие между дымоходами. Через две-три минуты все было кончено. Оратор, еще державший за горло микрофон, продолжал речь без заминки, сутулясь и загребая воздух. Еще минута — и толпа вновь разразилась первобытными криками злобы. Ненависть продолжалась как ни в чем не бывало — только предмет стал другим.
Задним числом Уинстон поразился тому, как оратор сменил линию буквально на полуфразе, не только не запнувшись, но даже не нарушив синтаксиса. Но сейчас ему было не до этого. Как раз во время суматохи, когда срывали плакаты, кто-то тронул его за плечо и произнес: «Прошу прощения, по-моему, вы обронили портфель». Он рассеянно принял портфель и ничего не ответил. Он знал, что в ближайшие дни ему не удастся заглянуть в портфель. Едва кончилась демонстрация, он пошел в министерство правды, хотя время было — без чего-то двадцать три. Все сотрудники министерства поступили так же. Распоряжения явиться на службу, которые уже неслись из телекранов, были излишни.
